Глава 1 (И.О. Гавритухин, А.М. Обломский) по‑
священа Днепровскому лесостепному Левобере‑
жью. В настоящее время практически все исследо‑
ватели не разделяют концепции крайнего автохто‑
низма в отношении древностей этого региона, но
раннеславЯнский мир 9
однобоким является и представление о чуть ли не
стерильной смене населения. Проблема заключает‑
ся в реконструкции характера, ритмов и механиз‑
мов миграций, несомненно, имевших место, и форм
преемственности, без которых невозможно пред‑
ставить себе особенности культурного развития
этой территории. Особое внимание уделено ряду
вопросов хронологии черняховской культуры, зна‑
чение которых выходит за рамки регионального ис‑
следования. Авторы старались максимально полно
использовать потенциал различных групп источ‑
ников, включая и отдельные находки или «клады»,
стремясь рассматривать их в тесной связи с резуль‑
татами изучения других сторон культуры.
Глава 2 (А.М. Обломский) строится на ставших
известными лишь в последние 20 лет материалах
Верхнего Подонья. Археологическое изучение этих
древностей переживает своеобразный «бум». Прин‑
ципиально важными являются здесь проблемы вы‑
деления культурных групп, их характеристика
(компоненты, структура, особенности формирова‑
ния) и взаимоотношение. На систематическом ана‑
лизе этой проблемы и сосредоточился автор, пред‑
лагая и некоторые этноисторические гипотезы.
Глава 3 (И.Р. Ахмедов, И.В. Белоцерковская,
О.С. Румянцева) включает анализ материалов Сред‑
него Поочья, привлекающих внимание ученых уже
более столетия, но существенно увеличившихся
количественно и качественно сравнительно недав‑
но, причём во многом благодаря раскопкам И.В. Бе‑
лоцерковской и И.Р. Ахмедова. Исследование по‑
строено по группам материала (предметы воинской
культуры, женский убор, бусы, керамика), анализ
каждой из которых имеет специфику. Разработан‑
ные хронологические схемы и ряд наблюдений име‑
ют принципиальное значение для многих культур
лесной зоны Восточной Европы, где отсутствуют
могильники со столь представительным набором
находок. Сопоставление результатов анализа раз‑
ных групп материала делает возможным предло‑
жить картину развития местных традиций, дать
представление о характере, ритмах и значении ин‑
новаций.
Глава 4 (Н.В. Лопатин, А.Г. Фурасьев) посвяще‑
на обширному региону на Севере Белоруссии и Се‑
веро-Западе России. Методика работы авторов свя‑
зана с анализом керамических стилей и наборов на
материале, неоднократно привлекавшем исследова‑
телей, получавших весьма противоречивые, даже
вызывавшие резкие дискуссии результаты. Выделе‑
ние особой группы памятников римского времени в
Верхнем Поднепровье и Подвинье, обоснованное в
ряде трудов авторов этой главы, позволяет дать но‑
вую характеристику и картину взаимоотношений
культурных групп эпохи Великого переселения
народов от лесного Поднепровья до Псковщины и
Верхней Волги.
Глава 5 (И.В. Исланова) построена на материа‑
лах трёх сравнительно компактных культурно-ге‑
ографических районов в Верхнем Поволжье. Эти
древности изучались в весьма ограниченном объёме
и практически неизвестны широкому кругу исследо‑
вателей. Работа с коллекциями нескольких опорных
памятников на фоне всего доступного материала по‑
зволяет впервые выделить здесь несколько культур‑
ных групп, наметить вероятные истоки их формиро‑
вания, модели взаимодействия, связи с процессами,
протекавшими на соседних территориях.
Глава 6 (В.И. Кулаков) построена на материалах
Самбии и Натангии. Уже более столетия назад они
играли существенную роль в формировании хро‑
нологических схем и в исследовании ряда вопросов
археологии Центральной Европы эпохи римских
влияний и середины 1 тыс. н.э., хотя со временем
по ряду причин и отошли, как бы, на второй план.
В трудах многих авторов культурное развитие
Юго-Восточной Балтии представлялось в рамках
«линейного» развития культуры местного населе‑
ния. Подход автора данной главы строится на пред‑
ставлении о тесной связи этногенеза с процессами
общественного развития. Сделанные наблюдения
позволяют предложить альтернативу ряду оценок,
имеющих весьма широкое распространение.
Глава 7 (В.Е. Родинкова) посвящена анализу ис‑
токов одного из вариантов раннеславянского жен‑
ского убора в диахронном аспекте. По характеру
она отличается от других глав, но тесно связана с
некоторыми из них (с гл. 1 по территории, с гл. 3
по одному из предметов исследования – женскому
убору) и вполне вписывается в общей замысел ра‑
боты. Кроме конкретных наблюдений и выводов,
дополняющих общий результат, этот раздел моно‑
графии демонстрирует возможность наращивания
потенциала исследования не только путём вклю‑
чения новых регионов, но и особых тематических
«срезов» или групп источников.

Выводы из первой главы:
Некоторые выводы
1.Итак, разбор хронологических индикаторов фи‑
нала черняховской культуры позволяет утверждать,
что, по крайней мере, в начале гуннской эпохи на
значительной части Днепровского Левобережья чер‑
няховское население продолжало существовать. Как
показано на карте (рис. 20), во всех основных об‑
ластях концентрации черняховских памятников на
территории Левобережья обнаружены материалы
гуннского периода, т.е. население здесь сохранялось
(табл. 1). Не исключено, что какая-то часть черня‑
ховцев могла уйти на запад вскоре после смерти Гер‑
манариха, а численность оставшихся постепенно
уменьшалась, но утверждать определенно мы этого
не можем. Стационарно исследованных памятников
пока слишком мало для изучения палеодемографии.
Можно лишь сделать вывод, что черняховские груп‑
пировки в массе своей покидают Левобережье не в
самом начале гуннского времени, а несколько поз‑
же. Возможно, одна из волн миграций могла быть
связана с массовым наступлением варваров, воз‑
главляемых Радагайсом, на Западную часть Римской
империи (405–406 гг.). Какие-то группировки могли
двинуться в ходе концентрации сил варваров при
Атилле с 430-х гг. (о «волнах» варварской активно‑
сти см. [Гавритухин, 2000; Острая Лука..., с. 89–94]).
Вероятно, некоторые анклавы населения, связанного
с черняховскими традициями, сохранились на Лево‑
бережье и позднее.
Многие металлические изделия этого горизонта,
очевидно, являются завершением типологических
тенденций, формировавшихся в рамках черняхов‑
ской культуры в предшествующее время. Интересно,
что на более западных территориях черняховской
культуры некоторые из этих тенденций (широкие
спинки у «арбалетных», широкие не длинные ножки
у двупластинчатых фибул, массивность язычков пря‑
жек) выражены слабее или имеют другую направ‑
ленность. На Левобережье же они как бы исчерпы‑
ваются предельно, зато ряда западных новаций (дву‑
пластинчатых фибул варианта IБА по А.К. Амброзу
с удлиняющейся ножкой, вещей с обильной грави‑
ровкой и др.) здесь не наблюдается. Если на черня‑
ховском юго-западе погребений со стеклянной по‑
судой гуннского времени довольно много, то на Ле‑
вобережье сосуды этого периода известны лишь на
поселениях. Создается впечатление некоторой изо‑
лированности племен Левобережья, оторванности от
других групп черняховского населения, что приво‑
дит к формированию локальных форм украшений.
Эти особенности развития материальной культуры
черняховского населения Левобережья характерны,
судя по всему, именно для гуннского времени.
Проделанный выше более подробный анализ сте‑
клянных сосудов и фибул, имеющих ромбическую
ножку или двупластинчатых, показывает некоторое
своеобразие крайнего юго-востока рассматриваемо‑
го ареала (в основном, речь идёт о Харьковщине).
Очевидно, на Левобережье могли существовать не‑
сколько самостоятельных группировок черняховско‑
го населения. Правда, когда эти отличия сложились
и чем они вызваны, на базе наших нынешних дан‑
ных мы можем лишь предполагать.

2.Таким образом, колочинская и пеньковская куль‑
туры сформировались либо в тот период, когда еще
существовали наиболее поздние черняховские по‑
селки, либо тогда, когда гончарная керамика и неко‑
торые другие изделия черняховского происхождения
еще употреблялись в быту. Наличие на ранних па‑
мятниках черняховских вещей и генетическая пре‑
емственность некоторых групп киевской культуры и
древностей т.н. киевской традиции в черняхове (Жу‑
равка, Хлопков и им подобные поселения), с одной
стороны, колочинской и пеньковской археологиче‑
ских общностей, с другой, наряду с набором рассмо‑
тренных хронологических индикаторов, заставляют
считать, что время образования колочинской и пень‑
ковской культур приходится на 2-ю четверть – сере‑
дину V в.

Глава 4
В результате нескольких этапов проникновения
южных культурных элементов, или, будем гово‑
рить прямо, миграций населения из более южных
областей, к IV–V вв. на данной территории сфор‑
мировался особый тип памятников. Решающую
роль здесь играло, несомненно, пришлое населе‑
ние – носители новых традиций в области керами‑
ческого производства, погребального обряда, ново‑
го набора бытовых и сельскохозяйственных орудий
(а значит, и нового хозяйственно-культурного ти‑
па). Ни один из названных элементов культуры не
имеет на данной территории корней в древностях
конца раннего железного века (финальная стадия
городищ днепро-двинской культуры). Своим про‑
исхождением этот тип памятников, получивший
название «древности круга Заозерье – Узмень»1
(далее – ЗУ), теснейшим образом связан с киевс‑
кой культурой Поднепровья и Подесенья [Лопатин,
2000; Фурасьев, 2001а и др.].

Сегодня можно констатировать, что решающий
перелом в облике археологического материала на
стыке периодов раннего железа и раннего средневе‑
ковья наблюдается в нашем регионе несколько рань‑
ше, чем это казалось. Традиционно определяемый
исторический рубеж эпох и культур около середи‑
ны V в. не стал таким же переломным в развитии
культуры материальной. И действительно, значимые
исторические коллизии, в судьбоносности которых
сомневаться не приходится, как это ни странно, не
привели к серьезной трансформации облика матери‑
альной культуры на большей части территории Вер‑
хнего Поднепровья и Подвинья. Здесь в VI–VIII вв.
продолжается относительно плавное развитие того
культурного комплекса, который сформировался еще
в IV в., при несомненной преемственности таких ве‑
дущих культурно определяющих элементов, как ке‑
рамический и вещевой комплекс, грунтовый обряд
погребения, домостроительство.